Признаюсь, меня немного смутила просьба высказать свое мнение по поводу дискуссий о хайку в
Гостевой Книге АРОМАТА ВОСТОКА. Мне не хочется выступать в роли мэтра только потому, что я знаю японский язык и могу читать хайку и хокку в оригинале. Может
быть, я лучше участников дискуссии разбираюсь в японской поэзии, но русскоязычная поэзия хайку - это явление совершенно особое, хотя и связанное генетически с
японским трехстишием. Поэтому здесь мы на равных, и, судя по всему, всех нас, попавших в плен хайку, мучают примерно одни и те же вопросы. И прежде всего это:
соблюдать ли классическую форму хайку, то есть чередование слогов 5-7-5, использовать ли - и как - сезонные слова, и как примирить русские поэтические тропы с
японскими.
Споры о сущности поэзии хайку, начиная с самых традиционных, тех, которые Graf Mur называет спорами о "выеденном яйце", и кончая спорами о том, может ли (и
должна ли) поэзия хайку выражать чувство и каким образом ей следует это делать, возникли тогда, когда возникла сама поэзия хайкай. Отклики подобных споров можно
найти, например, в трактатах учеников Басё Кёрая и Дохо.
"Хокку - результат мгновенного вдохновения, внезапно возникшего чувства". "Когда сочиняешь хокку, мысли твои могут блуждать всюду… Место тоже может быть любым.
Но в строфе ни в коем случае нельзя выходить за пределы самого себя. Ежели ты станешь слагать стихи о чём-то, что самого тебя не затронуло, это может иметь
дурные последствия и весьма тебе повредить" (Кёрай). "У тех, кто обретает поэзию в повседневном, оттенки чувств претворяются в предметы, и, как только облик
строфы определится, предметы выстраиваются естественно, не встречая на пути никаких преград. Когда чувства скудны оттенками, обыкновенно устремляются к внешнему
и изощряются в поисках слов. Таковы те, чьё сердце не стремится отыскать истину в повседневном". "Когда человек проникает внутрь вещи, она открывается ему вся
до самой малости, порождая чувство, которое тут же становится строфой. К примеру, даже в тех случаях, когда вещь изображается с предельной четкостью, ежели
чувство не возникает естественно из самой вещи, то вещь и ты так и остаются в разделенности, а чувство не достигает истинности". "Хороши творения, на чувстве
основанные, творения же, основанные на словах, не заслуживают одобрения" (Дохо, поясняя мысли Басё).
Должна сказать, что все эти вопросы актуальны и в современной японской поэзии хайку (разумеется, за исключением спора о поэтических тропах, хотя и он в какой-то
мере имеет место, с той только оговоркой, что многие японские хайдзины стремятся ввести в хайку приемы современной европейской поэзии). К сожалению (а может
быть, и не к сожалению, а наоборот, к счастью), русские поэты, пишущие в форме хайку, следуют только классическим образцам японской поэзии и совершенно оторваны
от ее современных направлений, давно уже от классических образцов отошедших. А в современной поэзии хайку чего только нет. И форма там не соблюдается, и
сезонные слова не обязательны, и средства художественной выразительности иные. Словом, это совершенно иная поэзия по сравнению с классической поэзией хокку.
(Впрочем, нельзя сказать, что и в классической совершенно не использовались сравнения, эпитеты и метафоры, можно привести сколько угодно примеров их
использования, равно как и приема олицетворения).
И с точки зрения этой современной поэзии процессы, происходящие в русскоязычной поэзии хайку, вполне закономерны. Об этом свидетельствует и сама возможность и
необходимость дискуссий о природе хайку и обсуждение отдельных стихотворений, Создаётся впечатление, что все эти споры являются непременным атрибутом поэзии
хайку, что они сами по себе являются своеобразным литературным жанром, входящим в сферу этой поэзии. Ведь хайку по природе своей, ведущей начало еще от
классической хокку - это поэзия, обязательным условием которой является общение. Добавляя две строки к трем, каждый следующий поэт так или иначе высказывал свое
отношение к предыдущему стихотворению, давал его толкование, мог даже вцепиться в какое-то его слабое место и обыграть его. (Надо отметить, что у поэтов,
пишущих танка или свободные стихи, которые тоже любят при случае потеоретизировать, такого накала страстей нет). Вот только направленность этого поэтического
общения в Японии имеет несколько иные традиции, чем у нас в России.
Мне не раз приходилось присутствовать на японских поэтических собраниях, и меня сначала удивляла, а потом стала восхищать та особая атмосфера, которая царит на
таких собраниях. Их участники никогда не выдвигают глобальных положений типа "умирает ли истина в эстетическом споре или нет", никогда не говорят, что вместо
одного слова надо поставить другое, никогда не оценивают произведения своих сотоварищей как удачные или неудачные. На таких собраниях словно продолжается
развитие поэтических образов, данных поэтами в своих произведениях. Каждый высказывающийся стремится не оценить стихотворение другого поэта, а дать ему свое
толкование, то есть постараться понять, примерить к себе данный поэтический образ, открыть его для себя как нечто новое и таким образом расширить свое
поэтическое видение мира. Ближе всего к тому, что говорится обычно на таких сборищах, подходят рассуждения Тайши (28.10.02). Она не перечеркивает образ
"безмолвия листопада" (с моей точки зрения, тоже довольно удачный), а пытается раскрыть его для себя, пытается понять, а не отвергнуть. Пожалуй, в этом отличие
японских поэтических дискуссий от наших. Впрочем, у всех свои традиции, и я вовсе не против обсуждения глобальных вопросов. Так или иначе, любое такое
обсуждение входит в поэтическую систему хайку как нечто совершенно естественное и необходимое.
В начале ХХ века, когда формировались основы современной поэзии хайку, споры в среде японских хайдзинов велись особенно горячо. Причём в основном обсуждали
(если отвлечься от бесконечных разногласий по поводу употребления сезонных слов и канонической формы), каким образом превратить хайку в поэзию, способную
отражать внутренний мир современного человека. Вопрос об эмоциональности в хайку остаётся актуальным и сейчас. Если раньше сфера эмоционального разрабатывалась
преимущественно в поэзии танка и стихов свободной формы, то в наше время, характерной особенностью которого является сближение разных, прежде развивавшихся
изолированно друг от друга поэтических форм, поэзия хайку начинает пользоваться приёмами танка и современных стихов, в результате чего эмоциональность
постепенно проникает и в хайку. Современная поэзия хайку в Японии чрезвычайно разнообразна, многие поэты, точно так же, как и наши, стремятся сбросить с себя
прежде "нерушимые узы образности японских хайку - "природа + человек" (Nick, 20.05.02). При этом одни стремятся к созданию абстрактных, космических образов,
трёхстишия других поражают открытой страстностью и чувственностью, немыслимой в классических хайку. Мир человеческих переживаний занимает в современной поэзии
хайку всё большее место. Другое дело, насколько захватывают эти авторские переживания читателя. Говоря словами Додо, "цепляет или не цепляет". Наверное, всё же
должно цеплять.
К тому же, если говорить о русских хайкаистах, то они просто не могут и не должны отрываться от своих корней - русской поэзии, которая всегда была обострённо
эмоциональной, и здесь уже японским поэтам есть чему поучиться. Словом, мне кажется, что диапазон хайку может быть достаточно широк, и в каждой стране эта
поэзия должна приобретать собственные своеобразные черты. В конце концов и Басё требовал от поэзии новизны. "По возможности соблюдая каноны, - пишет Кёрай, - он
не стеснял себя ими. Бывало, ради какого-нибудь возникшего у него замысла он нарушал старые правила". И сам Кёрай говорил о том, что стиль поэзии хайкай должен
всегда обновляться, приноравливаться к времени. "Даже если говорить о стиле самого Учителя, то если бы мы, стараясь сохранить его как единственный, забыли о
необходимости изменений, это противоречило бы самой сути наставлений Учителя". "Новизна - это цветы хайкай, - пишет и Дохо. - Старое не даёт цветов, оно кажется
высохшей рощей. И покойный учитель стремился, до изнеможения себя доводя, именно к этой прелести новизны…". И ещё: "Учитель говорил: "В искусстве хайкай есть
то, чему нельзя научить. Надобно, не щадя себя, самому пройти весь путь до конца".
Что касается стихотворения Бусона о змее, то это образ очень в духе Бусона, стремившегося возродить принципы Басё, и прежде всего принцип фуэки-рюко
(постоянство и изменчивость). Присутствие змея в небе - это постоянство, но сегодня это уже другой змей, чем вчера - и это изменчивость. Все в человеческом мире
вроде бы стоит на месте, но это постоянство не неподвижно, внутри него - постоянное движение, постоянные изменения. Мне, во всяком случае, в этом стихотворении
видится именно это. Но толкования могут быть разные, и в этом нет ничего плохого, напротив, хайку предполагает множественность толкований, и чем больше, тем
лучше. Кстати, "бумажный змей" - атрибут Нового года, это весеннее слово. Развивать свою систему ценностей можно и нужно, каждое поколение обречено на это, как
и на то, чтобы пользоваться современными образами, но это вовсе не значит, что надо отбрасывать все предыдущее. В этом отношении японцы показывают нам пример:
они берут всё отовсюду, но это "всё" делают своим "японским". Мне кажется, что русские поэты, пишущие хайку, могут одновременно пользоваться достижениями
японских поэтов и оставаться в русле русской поэтической традиции, которая очень гибка и обладает большим потенциалом. |
